Андропов

Коммерсантъ-Власть
06.02.2001
"Человек с душком"

Мы продолжаем публикацию серии биографий руководителей госбезопасности СССР*. На
этот раз обозреватель "Власти" Евгений Жирнов на основе бесед с очевидцами и
архивных документов восстановил историю жизни и службы легендарного во всех
смыслах слова шефа Лубянки -- Юрия Андропова.



"Молоко любимой женщины"
Операция "Беседа" организовывалась всегда исключительно тщательно и с
максимальным соблюдением всех правил конспирации. Никаких телефонных разговоров
ни о месте, ни о времени ее проведения. Просто два человека при случайной
встрече обменивались парой ничего не значащих для постороннего уха фраз. В
условленное время открывались ворота здания на Лубянке, и из них выезжала ничем
не примечательная черная "Волга". Пассажир на заднем сиденье, казалось, дремал,
приподняв воротник пальто и надвинув шляпу на глаза. Минут тридцать водитель
кружил по центру Москвы, проверяя, нет ли "хвоста", затем машина ныряла в
переулок и сворачивала во двор, где у открытой двери подъезда гостя ожидал
неприметный человек. Открыты были и двери лифта, и двери конспиративной квартиры
на четвертом этаже, возле которых члена Политбюро и председателя КГБ Андропова
встречал шеф его личной разведки -- генерал-лейтенант, руководитель отдела "П"
Первого главного управления КГБ СССР (по просьбе семьи имя его мы не называем.--
Ъ).

Как рассказывал мне этот человек, Андропов садился к накрытому столу, выпивал
рюмку своего любимого рейнского вина "Молоко любимой женщины", которое ему
строго-настрого запрещали врачи, закусывал опять же любимыми малюсенькими, с
палец, слоеными пирожками с капустой и спрашивал: "Ну, рассказывайте, что там у
вас". Слушал он очень внимательно, время от времени помечая что-то на листке.
Потом спрашивал: "И что предлагаете?" Если предлагалось несколько вариантов и
требовалось его решение, Андропов задумывался надолго. Вставал, прохаживался по
комнате и обычно начинал ворчать: "Ох уж мне эта конспирация! Сколько времени
даром теряем! Крутились, крутились, и на тебе.-- Он подходил к окну и показывал
на здание на Лубянке.-- Из этого окна видны окна моего кабинета". Однако было
видно, что ворчание притворное. Человек, который знал обо всех больше всех,
всерьез опасался, что недруги могут что-то узнать о том, чем на самом деле
занимается его личная разведка. Как всю жизнь, с самого детства, он боялся того,
что его тайны станут известны другим.


Детство, отрочество, стукачество
Единственное, что известно о детстве Андропова более или менее точно,-- это
место его рождения. Родился он на Ставрополье, в станице Нагутской. По версии,
которой он придерживался сам, его рано умерший отец работал на железной дороге.
Мать, учительница, вышла замуж вновь, но вскоре умерла, а в семье отчима Юра не
прижился и в тринадцать лет начал самостоятельную жизнь. По другой версии, его
мать была служанкой в доме богатого еврейского торговца, который дал беременной
любовнице богатое приданое и выдал замуж за подвернувшегося под руку холостяка.

А вот бывший глава кремлевской медицины и министр здравоохранения СССР академик
Евгений Чазов, с которым Андропов позволял себе быть откровенным, рассказывал
мне, что сотрудники КГБ поймали в родных местах своего шефа человека, который
очень интересовался происхождением Юрия Владимировича. На допросах "частный
детектив" признался, что ему удалось установить, что фамилия матери главы
Лубянки -- Файнштейн. Как вспоминал Чазов, Андропов очень переживал, считая это
происками политических противников, и требовал выяснить, кто послал в
Ставропольский край этого человека. Задержанный много плакал, но так и не назвал
заказчика.

Андропов рано оборвал связи с малой родиной, уехав сначала в Моздок, а затем в
Рыбинск. Здесь он стал матросом на речных судах, полюбил Волгу и русские
народные песни. Там же, в Рыбинске, он получил и свое единственное законченное
образование: в 1936 году окончил техникум водного транспорта.

Карьера его по тем временам складывалась достаточно стандартно. Неглупый молодой
человек, закаленный работой в пролетарском коллективе, избиравшийся комсоргом,
почти неизбежно попадал на освобожденную комсомольскую работу. Ничего необычного
ни в то время, когда он был секретарем Ярославского обкома комсомола, ни
позднее, когда в 1940 году Андропова перевели в Петрозаводск, в его жизни не
происходило. Однако он совершенно нетерпимо относился к любым попыткам как-либо
поворошить и эту часть его прошлого. Бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ, затем
заведующий отделом ЦК КПСС Евгений Тяжельников, говорят, за попытку собрать
материалы о комсомольском вожаке Андропове был сослан послом в Румынию.

Возможно, это было связано с тем, что, уезжая в Карелию, Андропов не взял с
собой жену, сына и дочь. Недруги могли обвинить его в моральной неустойчивости.
Не украшало биографию Андропова и то, что его сын от первого брака был трижды
судимым уголовником. Но обо всем этом наверняка было известно коллегам шефа КГБ
по Политбюро.

Любопытствующие могли докопаться до куда более неприятных вещей. Как рассказывал
мне один из ветеранов ГБ, в середине 30-х комсомолец Андропов, скорее всего,
из-за страха, что начнут копаться в его подретушированной биографии, начал
сотрудничать с НКВД. Причем, по словам того же ветерана, Андропов продолжал свою
"добровольная помощь органам" даже после того, как в 1938 году приказом Берии
(см. "Власть" #42, 2000 г.) низовым подразделениям госбезопасности было
предписано прервать контакты подобного рода и уничтожить агентурные дела на
партийно-комсомольскую номенклатуру.

Еще более тесными стали контакты Андропова с НКВД во время войны, когда он
курировал по комсомольской линии руководимое органами партизанское движение в
Карелии. Как говорил тот же ветеран, их будущий шеф "даже в самые тяжелые дни
войны не забывал давать информацию на коллег опекавшему его чекисту Гусеву".


Венгерский перелом
Карьера Андропова складывалась довольно успешно. Первый секретарь ЦК компартии
Карело-Финской ССР Отто Куусинен выдвинул его на партийную работу, и вскоре
Андропов стал его вторым секретарем. А в 1951 году по его же протекции Андропова
назначают инспектором ЦК ВКП(б). Правда, бывший секретарь ЦК КПСС Борис
Пономарев обронил как-то в разговоре со мной, что Андропов, мол, никогда не мог
решить, с кем ему идти. И тогда же написал донос на своего благодетеля
Куусинена. Из-за чего будто бы Андропов имел на Старой площади репутацию
"человека с душком". Но найти каких-либо подтверждений этому мне не удалось.

После смерти Сталина и ареста Берии Андропова перевели в МИД. Вернувшийся на
Смоленскую площадь Молотов тогда почему-то решил приютить в своем ведомстве
нескольких крупных партийных чиновников, чьи имена связывались с опальным
Лаврентием Павловичем и его организацией. В записках Молотова в ЦК на этот счет
нет никаких мотивировок: встретился, переговорил, товарищ согласен на переход в
МИД. А уже в 1954 году Андропов оказался в советском посольстве в Венгрии.
Сначала советником, затем послом. Оценки его деятельности в этот период
противоречивы. Однако очевидно: венгерское восстание 1956 года оказало
сильнейшее воздействие на Андропова и радикально изменило его.

Как рассказывал сам Андропов начальнику личной разведки, самыми страшными осенью
1956 года оказались те дни, когда по просьбе венгерского руководства из
Будапешта были выведены советские войска. Повстанцы контролировали город, в
любую минуту могли взять штурмом советское посольство и для острастки вешали на
деревьях перед посольством венгерских коммунистов и сотрудников госбезопасности.
Андропов просил прилетевших в Будапешт Анастаса Микояна и главу КГБ Ивана Серова
эвакуировать из посольства семьи дипломатов, но получил резкий отказ.
Результатом, как рассказывал Андропов, стал тяжелейший нервный срыв его жены,
оправиться от которого она так и не смогла. А сын с тех пор начал сильно пить.

Рассказывая мне о событиях той поры, один из офицеров спецназа ГРУ, награжденный
орденом за подавление восстания 1956 года, утверждал, что его подразделению
пришлось выручать похищенного неизвестными людьми сына Андропова, Игоря. В
результате операции все похитители были ликвидированы. Кто они были --
неизвестно. Эта версия лучше объясняет причины возникновения у Андропова
семейных проблем.

После Венгрии он был назначен заведующим отделом ЦК КПСС по связям с компартиями
социалистических стран. За десять лет работы в ЦК он так и не приобрел
отчетливой ориентации, и, когда готовился антихрущевский заговор, ни одна из
групп заговорщиков -- ни брежневская, ни шелепинская -- не сочла его своим и не
ввела в курс дела. Эта политическая безликость, очевидно, и стала основной
причиной назначения Андропова председателем КГБ.


Психконвейер
Предшественник Андропова, Владимир Семичастный, в КГБ властвовал, но не правил.
На самом деле руководила госбезопасностью "могучая кучка" -- группа заместителей
председателя и начальников управлений, пришедших на Лубянку в начале 50-х из
партийного аппарата. На Лубянке все знали: без негласного одобрения "могучей
кучки" любое указание Семичастного не стоит и ломаного гроша. Эти люди, минуя
председателя, обращались напрямую в ЦК и добивались своих целей, мастерски играя
на противоречиях между Бреженевым, Подгорным и Косыгиным. Это уже было серьезным
покушением на прерогативы высшей власти, мириться с которым Брежнев и его
партнеры не хотели и не могли. Именно поэтому в мае 1967 года Семичастный был
снят, председателем комитета стал так и не решившийся примкнуть к кому бы то ни
было Андропов.

Вслед за Шелепиным и Семичастным он продолжал очистку рядов КГБ от питомцев
Берии. Но делал это по-своему. Уволенных ветеранов ЧК устраивали на хлебные
должности в НИИ и министерства, а затем с негласного одобрения Андропова их тут
же вербовали бывшие коллеги и выплачивали им, как агентам, разницу между старым
и новым окладами. Наверное, одним из немногих исключений стал полковник Гусев,
на связи у которого находился некогда агент Андропов. Колебания шефа КГБ
напрямую отразились на его карьере. Андропов назначил его начальником
управления, на генеральскую должность, но в звании не повысил. А при уходе
Гусева в отставку, засомневавшись, назначил ему генеральскую пенсию.

Так же он подходил и к решению других проблем. В 1971 году, когда перебежал к
англичанам сотрудник "ведомства убийств" КГБ капитан Лялин, Андропов объявил,
что ликвидирует эту структуру. Однако он лишь переименовал управление в отдел.
Ветераны ГБ любят повторять, что Андропов запретил политические убийства. Это не
так. Он запретил сотрудникам КГБ самим участвовать в подобных акциях, чтобы не
засветиться. А привлекать в качестве киллеров немцев или болгар он офицерам КГБ
не запрещал никогда.

Единственной сферой работы КГБ, где Андропов проявлял недюжинные волевые
качества, была борьба с инакомыслием. Он с будапештских времен считал
диссидентов главными виновниками и подстрекателями случившегося там
кровопролития. Самые первые направленные им в ЦК из КГБ документы были связаны
именно с политически неправильными выступлениями одной из армянских газет.
Справедливости ради нужно сказать, что, вопреки сложившемуся мнению, не Андропов
был инициатором использования карательной психиатрии для борьбы с инакомыслием.
Идея принадлежала Хрущеву, который умудрился отправить к психам даже одного из
управделами ЦК, имевшего смелость спорить с ним. По указанию Хрущева эта мера
пресечения к диссидентам применялась шефом КГБ Шелепиным. Андропов в 1969 году
лишь поставил этот процесс на конвейер.


"Желтенькие"
Впервые вопрос о высшей власти встал перед Андроповым в 1976 году. Тогда у
злоупотреблявшего снотворным Брежнева началось резкое ухудшение здоровья, и
приближенные стали зондировать настроения Андропова. Как рассказывал мне
академик Чазов, он прямо сказал Андропову, что Брежнев начинает сходить со
сцены. "Я говорил Андропову: 'Юрий Владимирович, надо что-то делать... Может
быть, вы?' Он приложил палец ко рту и говорит: 'Ради бога, нигде ничего
подобного не произносите. Вы же понимаете, что я не могу быть. И я сейчас не
буду'. Почему? Был жив Суслов, был жив Кириленко, только что, слава богу,
сбросили Подгорного. Косыгин не любил Андропова. Я всегда этому удивлялся. И
Андропов не любил Косыгина. Хотя самой лучшей для страны комбинацией было бы,
если бы Андропов был генсеком, а Косыгин -- председателем Совета министров. 'Вы
поймите,-- говорил Андропов,-- что в таких условиях меня никогда никто не
поставит'. А идти на обострение, на какую-то острую ситуацию он не хотел и не
мог -- вся партийная верхушка была против него".

Даже когда вводили войска в Афганистан, что политически было для Андропова
крайне выгодным (армия ввязывалась в бесперспективную войну и надолго выбывала
из борьбы за власть) он продолжал сомневаться. Как вспоминал Чазов: "В период
подготовки он мне звонил несколько раз, потом я к нему приезжал. И он все время
говорил: 'Что делать, что делать...'. Я видел, что он в полной растерянности".

Он с трудом согласился на предложение сделать личную разведку еще и
контрразведкой, а также на то, чтобы сотрудники этого подразделения начали сбор
компромата на окружение Брежнева и Черненко (и они накопали материал, тянувший
на тюрьму для Юрия Брежнева).

В начале 1982 года умер второй человек в партии -- Суслов. Все противники
Андропова сразу же объединились против него. В мае 1982 года пленум наконец
состоялся: Андропова избрали секретарем ЦК, но председателем КГБ стал не его
человек, Чебриков, а выдвиженец Черненко -- Федорчук.

Враги Андропова, понимая, что Черненко не лидер, разработали новую схему
передачи власти: Брежнев должен был стать председателем КПСС, а генсеком --
украинский партийный вождь Владимир Щербицкий. Черненко и его люди начали
нашептывать Брежневу, что Андропов тяжело, возможно, смертельно болен. И это
правда. Его заместитель по отделу ЦК Николай Месяцев говорил мне, что в начале
60-х Андропов перед едой принимал таблетки жменями. Про подагру с тяжелым
поражением почек говорил и Чазов.

Андропов оказался загнанным в угол. И началась серия странных случайностей. Во
время поездки Брежнева в Ташкент генсека едва не убила свалившаяся мачта
освещения. А после охоты, на которой, по словам академика Пономарева, Брежнев
чувствовал себя прекрасно, глава партии и государства неожиданно почил в бозе.
Евгений Чазов считает эту смерть совершенно естественной и говорил мне, что это
-- следствие злоупотребления снотворным. Но как вовремя она произошла. И вот что
интересно: незадолго до кончины Брежнев записал в рабочем дневнике, что получил
от Андропова "желтенькие" таблетки снотворного. А тот же Чазов говорил мне, что
в лабораториях КГБ было организовано производство таблеток-пустышек, по виду и
упаковке ничем не отличавшихся от настоящего снотворного. Что мешало вместо
пустышек сделать что-либо более существенное?


Сухой некроз
И после воцарения Андропов, как и прежде, не мог решиться ни на что радикальное.
Для всех было очевидно, что он тяжело болен.

Как рассказывал академик Чазов: "Погиб он нелепо. Я себя ругаю, что не уследил.
У него на спине образовался гнойник. И он не заживал. И начался сепсис,
заражение крови, от которого он, в конце концов, и погиб. У него шел сухой
некроз. Ему удаляли гноившиеся куски, а они не заживали. Первый раз его
оперировали 1 октября 1983 года Федоров и Малиновский. Не помогло. Что мы только
не делали. Иммунные препараты -- я ездил за ними в Австрию. Андропов был для
меня не просто пациентом. И я делал все, что только было в силах. Мы приглашали
американцев: два раза приезжал Рубин -- лучший специалист в этой области в США.
Создавались новые иммунные препараты -- мы думали поднять защиту. Ничего не
получалось. Мы уже в октябре 1983 года знали, что он обречен. У меня была
сложная позиция, я понимал, что он погибнет. Я его перед этим спросил: если
возникнет сложная ситуация, что мне делать? К кому ехать? С кем обсудить? Он
ответил: 'Только с Дмитрий Федорычем Устиновым, только с ним'. Я поехал к
Устинову в Министерство обороны. Говорю, Дмитрий Федорыч, скоро конец. Он
удивился: 'Я видел, что он больной, но не думал, что дело обстоит так. Ой, боже
мой'. А с Устиновым мы тоже были друзьями. Настоящий был человек. 'Что делать?'
-- 'Вот так',-- говорю. Он говорит, давай Чебрикова пригласим. На второй день
приехал председатель КГБ Чебриков. Сидели мы втроем в Министерстве обороны.
Думали, что делать. Чебриков сказал: 'Все-таки надо поставить в известность
Черненко, потому что он второй человек в партии'".

Андропов умер через несколько дней, 9 февраля 1984 года. Как рассказывал мне
один из бывших руководителей 4-го главного управления Минздрава, когда в
руководстве страны пришли к согласию в том, что следующим генсеком станет
Черненко, ночью вся аппаратура, поддерживающая жизнь Андропова, была отключена.
Не надолго. Ровно на столько, чтобы он скончался. Но академик Чазов сказал, что
это неправда.

--------------------
*Очерк об А. Шелепине см. в #40, 1999 г.; о Л. Берии -- в #22, 2000 г.; о Ф.
Бобкове -- в #48, 2000 г.; об И. Серове -- в #49, 2000 г.