Знамя Победы. Реальная версия событий

Время готовить стяги

Невероятная вещь! Но даже сейчас, перекопав спустя более полвека горы документов и опросив не один десяток причастных к тому людей, я так и не получил внятного ответа на этот вопрос. Единственное исключение составил, пожалуй, рассказ «главного хранителя» того Знамени Победы, которое сегодня как бесценная реликвия хранится в московском Центральном музее Вооруженных сил. Не год, не два, а добрый десяток с гаком лет, основательно углубившись в тему и собрав сотни документов, свидетельств, фотографий, изучал этот предмет старший научный сотрудник музея, ветеран войны Аркадий Николаевич Дементьев.

По его данным, первое упоминание о том, что же должно развеваться над столицей поверженного врага, датировано 6 ноября 1944 г . Именно в этот день И. Сталин, подводя на торжественном заседании Моссовета итоги боевых операций близившегося к концу года, призвал советских воинов «добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином Знамя Победы».

В практическую плоскость вопрос был переведен только пять месяцев спустя, когда наши войска уже вели подготовку к Берлинской операции. 16-го апреля 1945 г . состоялось совещание начальников политотделов всех армий, входящих в состав 1-го Белорусского фронта. Вот тут-то с понятной для того времени неизбежностью и возник вопрос, как выполнять «указание вождя», где, на каком конкретно объекте водружать.

Для начала попросили указаний от Г. Жукова. Резонно рассудив, что вопрос политический и даже судьбоносный, тот переадресовал его в Москву, в Главное политическое управление армии и флота. Там, некоторое время посовещавшись и, возможно, получив добро из Кремля, ответили «Рейхстаг». На этом же совещании приняли решение «в целях повышения наступательного порыва воинов» изготовить красные знамена своими силами, вручив их тем соединениям, чьи подразделения первыми прорвутся в район Рейхстага. Вопрос внешнего вида оставили на усмотрение военных советов армий.

Так, на четвертые сутки Берлинской операции, когда основная часть войск 1-го Белорусского фронта находилась еще только на подходе, а артиллеристы 136-й бригады дали первый залп по окраинам германской столицы, высшая инстанция в лице маршала Г. Жукова издала знаменательное распоряжение.

Итак, вот оно:

«20 апреля 1945 г . 21.50.

2-й гвардейской танковой армии поручается историческая задача первой ворваться в Берлин и водрузить Знамя Победы. Лично Вам поручаю организовать исполнение.

Пошлите от каждого корпуса по одной лучшей бригаде в Берлин и поставьте им задачу: не позднее 4 часов утра 21 апреля 1945 г  . любой ценой  прорваться на окраину Берлина и немедля донести для доклада т. Сталину и объявления в прессе.

Жуков

Телегин»

Организовать  изготовление знамен поручили  Ф. Лисицыну.

«Получив такое указание, – пишет в своих воспоминаниях бывший поарм 3-й ударной армии, – я вызвал к себе начальника армейского Дома Красной Армии Г. Н. Голикова, ознакомил его с решением Военного совета. Уточнили детали: шить знамена работники Дома Красной Армии будут из обычной красной материи, по размеру и форме Государственного флага СССР. В левом верхнем углу, у древка, должна быть эмблема серпа и молота со звездой.

И закипела работа. Женщины кроили и шили полотнища, художник В. Бунтов рисовал эмблемы, киномеханик Саша Габов изготавливал древки и крепил к ним знамена. Древки венчали металлические наконечники.

Наконец работа была закончена. Г. Н. Голиков привез все девять знамен в политотдел. И в ночь на 22 апреля мы от имени Военного совета армии распределили их между соединениями. Знамя под номером 5, которому впоследствии суждено было стать Знаменем Победы, командир 150-й стрелковой дивизии генерал-майор В. М. Шатилов принял в пригороде Берлина – Карове»

Некоторое время спустя, уже на своем дивизионном КП, Шатилов вызвал начальника политотдела и сказал:

«Товарищ Артюхов, отправь Знамя, предназначенное для водружения на Рейхстаг, в полк к Зинченко. Думаю, это повысит дух.

Начальник отдела понимающе кивнул головой…»  В штабном «хозяйстве» полковника Зинченко зачехленное знамя № 5 благополучно пробудет невостребованным и даже подзабытым почти до самой капитуляции гарнизона Рейхстага. Только тогда настанет момент, когда о нем вспомнят и доставят на крышу Рейхстага, откуда оно прямиком сначала попадет в политдонесения, а затем и в историю…

Все остальные восемь, соответственно, будут забыты и бесследно канут в Лету. Вместе с виртуальным «Знаменем Победы», которое, еще находясь на берлинских окраинах (в соответствии с приказом Г. Жукова), танкисты Богданова должны были срочно водрузить неизвестно где…

А награду, между тем, за водружение обещали немалую. Подтверждающий это документ с большим трудом удалось разыскать в архиве Министерства обороны. Датирован он был 26 апреля 1945 г . И представлял собой директиву Военного совета 3-й ударной армии командиру 79-го корпуса Переверткину. В документе содержался призыв к личному составу ускорить взятие Рейхстага. И специально оговаривалось, что командир части, подразделения, которые первыми водрузят знамя над Рейхстагом, будет представлен к званию Героя Советского Союза. В этом же архиве нашлось и специальное обращение Военного совета, в котором утверждалось, что данную информацию «политработники довели до каждого воина, призывая их еще раз показать в этих боях свою неиссякаемую волю к победе и высокое боевое мастерство…»Вроде бы о том, что «довели», подтверждал в своих воспоминаниях и генерал Шатилов. Рассказывая о том, как 22 апреля знамя Военного совета № 5 поступило в его «хозяйство», он сообщает, что «ночью в батальонах и ротах, где позволяла обстановка, накоротке были проведены митинги, на которых бойцам рассказывали о Знамени, о великой чести, которая выпадала на долю тех, кто водрузит его над поверженным Берлином» Последнее, мягко говоря, вызвало у меня недоумение. Потому что, изучая в процессе подготовки данной книги свидетельства многих непосредственных участников события, я неожиданно столкнулся с обескураживающим фактом: почти все штурмующие Рейхстаг знали про Звезду Героя за водружение над ним Красного знамени. Но что речь идет именно и только о стяге Военного совета, о его особом, заранее установленном «победном» статусе, – никто даже не подозревал. Более того, большинство рядовых, сержантов, командиров среднего звена и даже политработники чуть ли не в один голос вспоминали совсем другое – самодельные флаги, изготовленные по приказу командования или политорганов соединений и частей, принимавших участие в штурме Рейхстага. Сам главный коммисар армии Лисицын в сборнике «Последний штурм», вышедшем в свет в 1965 г ., это признал, написав, что именно эти «красные флаги батальонов, полков, бригад и т. д. в то время называли знаменами победы» И называли, между прочим, не зря.

Что следует из сохранившегося в архиве донесения все того же Лисицына начальнику Политуправления 1-го Белорусского фронта. В нем черным по белому написано, что, согласно решению Военного Совета 3-й УА, в дополнение к знаменам и флагам, изготовленным в ее войсках, было учреждено еще по одному знамени на каждую из девяти девизий «в целях наступательного порыва воинов» Итак, что же изначально было «основным», а что «дополнительным»? Да и как можно было на тот момент знать, какому из знамен суждено появиться над последним опорным пунктом врага, чтобы стать общим для всех Вооруженных сил символом победы? Взяться за такое сверхъестественное «планирование» в то время могли только политорганы. Они и взялись, причем сделали это плохо. Что и прояснил мне много лет спустя все тот же Аркадий Николаевич Дементьев. Оказывается, обо всем этом мероприятии с учреждением Военным советом 3-й ударной девяти флагов, один из которых мог стать Знаменем Победы, знали лишь некоторые командиры высшего звена. И то в основном работники политотделов армии и дивизий. В ходе боев за Берлин они действительно должны были провести в войсках соответствующую разъяснительную работу и контролировать ее ход. Однако по скромному признанию много лет спустя все того же Ф. Лисицына, из-за сложной, напряженной боевой обстановки сделать это не смогли. Отсюда и лукавая оговорка в мемуарах Шатилова о проведенных по поводу знамени беседах в частях (там, «где позволяла обстановка»). А также та невнятная скороговорка, с которой этот комиссарский прокол «осветил» в своих послевоенных мемуарах их самый главный начальник в 3-й ударной армии. С проблемой достоверности сведений, исходящих из «политуправленческого» источника, мы еще не раз столкнемся. А пока остановимся на информации генерала Лисицына, как на одной из версий, которая хоть что-то объясняет. Ну, например, почему не только несшие самодельные стяги, флаги и флажки солдаты, но и отдававшие им приказ командиры зачастую ничего не ведали о знаменах Военного совета армии, находящихся где-то в дивизионных штабах. Почему были так уверены, что Знаменем Победы будет считаться именно тот стяг, который будет водружен первым, а водрузивших его представят к званию Героя Советского Союза…

Словом, стимулов для «усиления наступательного порыва» высшее командование создало предостаточно. Жалко только, позабыло познакомить исполнителей со всеми условиями придуманного высоким начальством конкурса. Так что каждый бегущий в атаку со своим самодельным флажком и, уж тем более, с врученным ему знаменем подразделения не столько знал, сколько верил: быть бы первым, тогда и стяг этот станет символом долгожданной Победы…

Верить-то верил. Да только не ведал, что несет он под пулями не символ, а стимул – нечто вроде морковки, которую хитроумный наездник вывешивает перед носом ускоряющегося к ней «транспортного средства». А настоящий, утвержденный в верхах, символ, оказывается, тем временем неприметно лежал в армейском политобозе. И ждал судьбоносной отмашки с генеральских КП. Дабы высоко и красиво взлететь над куполом поверженного Рейхстага, над грешной, перепаханной металлом и пропитанной кровью землей…

Ну разве мог чем-то хорошим для нижестоящих закончиться этот оторванный от боевой реальности начальственный «полет»? Да конечно же, нет. Он вполне предсказуемо аукнулся всем самым плохим.

Великой путаницей. Лавиной фальсификаций. И морем обманутых солдатских надежд...