З0 апреля. Вторая
половина дня. «Раздвоение личности» у знаменосцев
Совершенно иной
предстает картина в мемуарах Шатилова.
«Около 14.00, –
пишет он, – я позвонил Плеходанову. У того не было особых перемен.
Связался с Зинченко. Он доложил, что рота Съянова дерется на той стороне рва,
но пробиться к главному входу пока не может.
– А Знамя? –
поинтересовался я. – Где Знамя Военного совета? Ведь как ворвутся, его
сразу водружать надо!
– Знамя у меня на
энпе. Не с кем отправить его, товарищ генерал, людей нет…
– Хорошо, сейчас
передам Знамя Плеходанову. Он найдет. Только я положил трубку, аппарат
настойчиво загудел.
– Товарищ
генерал, – послышался голос Зинченко, – все в порядке, нашел бойцов!
Сержант Егоров и младший сержант Кантария. Из разведки полка. Надежные ребята,
орлы! Сейчас отправляю их со Знаменем в боевые порядки.
Итак, два совершенно
разных рассказа об одном и том же событии. Что в них документально, а что
беллетристика – судить не берусь. Расхождения по времени и фактам таковы, что
сложно поверить обоим. Но с большой долей вероятности рискну предположить, что
перед перспективой вызвать гнев Жукова преждевременным докладом не только
Шатилову с Зинченко, но и Переверткину с командармом Кузнецовым было совсем не
до церемоний со Знаменем Военного совета. Преждевременный доклад надо было
как-то подтверждать! Не зря же Шатилов прямо-таки выжимал из Зинченко
признание, что его батальоны уже в Рейхстаге. А командарм Кузнецов во
исполнение жуковского приказа № 6 спешно подписал собственное распоряжение о
поощрении личного состава, в котором были такие слова: «В ознаменование
одержанной победы отличившихся генералов, офицеров, сержантов и красноармейцев
представить к присвоению звания Героя Советского Союза и к награждению
орденами. Да здравствует Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза
товарищ Сталин!»
Так что формально
надо было бы уже праздновать победу и заниматься наградными документами. А
фактически – срочно сокращать дистанцию между доложенным и достигнутым, то есть
любой ценой, любым флажком, на любом месте обозначать если не взятие Рейхстага,
то хотя бы присутствие в нем.
Характерный в этом
плане разговор, случайным свидетелем которого оказался Минин, все в те же
злополучные 15.00 состоялся у капитана Макова. Для очередного уточнения
обстановки с ним по рации вышел на связь сам Переверткин. Но вопрос у
генерал-майора был, собственно, только один: действительно ли взят Рейхстаг?
Когда Маков доложил, что Рейхстаг не только не взят, но там нет ни одного
нашего солдата, а передовые подразделения прижаты к земле на расстоянии более 300 метров от желанной
цели, доселе державший себя в руках Переверткин раздраженно бросил: «Хреново
(генерал выразился еще круче) следите за обстановкой!» И с нажимом добавил:
«Уже есть приказ по фронту № 6 о взятии Рейхстага в 14.25».
Соответствующие
устные распоряжения командира корпуса и комдивов не заставили себя ждать.
«Выполняя этот
приказ, – свидетельствует Неустроев, – из батальона Якова Логвиненко,
Василия Давыдова, а также из батальона Константина Самсонова стали направлять
одиночек-добровольцев с флажками к Рейхстагу. Никто из них до Рейхстага не
добежал, все погибли…»
Далее С. Неустроев
явно с болью в сердце вспоминает, что от своего батальона он был вынужден
выделить Пятницкого. Того самого Петю Пятницкого, которого он уже посылал
первым прорываться на мосту Мольтке и который буквально накануне спас капитану
жизнь во время выдвижения к «дому Гиммлера». Как и другие добровольные
знаменосцы, он также погиб, не добежав до колонн парадного подъезда.
Если верить
Зинченко, то отобранные им «орлы» – знаменосцы М. Егоров и М. Кантария – тоже должны
были находиться в боевых порядках. Но на самом деле – как это станет ясно
читателю далее – оставались при Знамени Военного совета армии в штабе 756-го
полка. Решило ли командование в этой рискованной обстановке поберечь это Знамя
и приписанных к нему двух разведчиков или в горячке просто о них забыло –
история умалчивает. Но поскольку в эту самую историю вошли и долго в ней
воспевались больше других именно они, кратко представим обоих. Сержант Михаил
Егоров оказался в действующей армии только в декабре 1944 г . До войны лишь успел
получить начальное образование и работал в колхозе на своей родной Смоленщине.
В период немецко-фашистской оккупации партизанил. Сравнительно недолгая
фронтовая судьба сложилась, в общем-то, счастливо: ранений и контузий не имел.
Правда, не имел и наград. Посыпались они на него уже после Победы…
Еще большим счастливчиком можно назвать младшего
сержанта Мелитона Кантарию. Но с некоторыми не до конца проясненными
странностями в биографии. Если верить справочнику «Герои Советского Союза.
Краткий биографический словарь» (М., 1987.), в армию 20-летнего Кантарию,
постоянно проживающего в Абхазской АССР, в селе Агубедия (по одним анкетным
данным) или в городе Ачангири (по другим), почему-то призывали за тысячу
километров от этих мест – Лискинским райвоенкоматом Воронежской области. На
действительную он попал еще за год до войны. Но в первые, самые страшные месяцы
войны в боях не участвовал. На передовую попал – опять же, по одним анкетным
данным – в декабре 
Комментариев нет:
Отправить комментарий